Дюбо также обожал обсуждать наиболее интересовавшие его гипотезы и истории в легендарной столовой Рокфеллеровского института. Будучи движущей силой таких обсуждений — касались ли они выращивания трюфелей в лаборатории, инфекций, приводящих к пестроте тюльпанов, или причин незамерзания воды в пожарных кранах зимой — Дюбо неизменно оживлял трапезу своим юмором и фантазией. На проводившихся раз в два месяца заседаниях клуба больничного журнала критические замечания Дюбо доставляли немало страданий младшему научному персоналу; ему было свойственно с Дюбопытством разрушать чью-либо конструкцию, с тем, чтобы воссоздать из груды обломков собственный архитектурный шедевр. Замечания Дюбо совершенствовали интеллект сотрудничавших с ним ученых и влияли на их карьеру. С одной стороны, его коллеги по Рокфеллеровскому институту были идеальной аудиторией для «обкатки» возникающих у Дюбо идей, а с другой — его научная проницательность и умение чет ко представить проблему способствовали концентрации внимания слушателей на основных дилеммах. Мур, Стайн и Меррифилл — это лишь трое из многих, кто дальнейшей своей научной славой во многом обязан контактам с Дюбо. (Нобелевский лауреат француз Анлре Львофф писал как-то Дюбо, что Нобелевскую премию хорошо бы присуждать «за идеи, а не за молекулы».)